Когда он понял, что произошло, пустота и пепел, оставленные на земле Айнеллой, переселились в его душу. Он взглянул на бесстрастное, холодное море, упал на колени перед небом и закричал:
— Нет!..
Но ничего не изменилось: Айнелла не воскресла из мертвых, жертва не воспылала любовью к своему палачу, волшебная дорога не унесла Мъяонеля вопреки его воле на секунду раньше, чем беспокойство заставило его продолжить поиски во дворце, Тайленар не отказался от своего решения, Гветхинг не закрыла двери перед своим старым знакомым. Все было по-прежнему, и все оставалось так, как было.
И вот тогда, на мраморном балконе над морем, Мъяонель проклял тот час и день, когда решил вернуть себе сердце, и ту радость и счастье, которые он испытал, принимая его.
Необычная весть облетела город: Эваррис, старый колдун, на равных общавшийся с Повелителями Стихий, знавший пути движения всех мировых сфер и неоднократно посещавший иные реальности, находящиеся за границами видимого мира, взял себе молодого ученика. Поговаривали, что ученик явился к нему ранним утром, но никто — ни стражники, стоящие на часах у городских ворот, ни нищие, выклянчивающие подаяние у путников, ни мелкие торговцы и лоточники — не видели, как он подходил к городу и как проходил через ворота. Ученика заметили лишь недалеко от обиталища Эварриса: твердой, уверенной походкой молодой человек шел к его дому. Юноша был высок ростом, облачен в черные и серые одежды, держался прямо и смотрел так, будто в целом городе никого больше, кроме него, не существовало. У него были резкие черты лица, острый подбородок, и тонкий, чуточку слишком длинный нос. Шел он быстро, и от того черный плащ за его спиной походил на развевающиеся крылья. Подойдя к дому Эварриса, он постучался, и его впустили. Далее юноша говорил с управляющим Эварриса, и поведал тому о том, кто он и какова цель его визита. Сам волшебник в тот день не смог принять его, ибо расчеты, которые он делал для одного из Обладающих Силой, Лорда Келесайна Майтхагела, требовали всего его внимания. Юноша был терпелив, более того, он сообщил, что именно Келесайн послал его к Эваррису с тем, чтобы старый звездочет обучил его своему искусству. Управляющий отвел юноше самые лучшие гостевые комнаты в доме и обещал сообщить своему господину об этом деле, как только тот освободится. Вечером, в кабачке, управляющий рассказал о пришельце своему приятелю, приятель, под большим секретом — жене, жена — любовнику, а тот — еще кому-то. Так по городу поползли слухи. Поговаривали, что появление ученика в доме старого мага — часть таинственной сделки, заключенной между Эваррисом и жрецами Бога Света, но о подробностях той сделки никому толком ничего не было известно, и от того каждый болтал все, что ему вздумается.
Меж тем, Эваррис завершил работу с приборами, измеряющими вес солнечных и лунных лучей, а так же с теми, которые улавливали невидимый свет, посылаемый светилами в миры духов. Произведя некоторые расчеты, он включил новые данные в систему, которой несколько месяцев назад смог заинтересовать Келесайна и прочих жрецов Бога Света; теперь он был уверен, что сможет более точно предсказать время и место некоего события, которого все они ожидали. В то время управляющий вошел в его покои и доложил о юноше. Эваррис с радостью принял гостя. Он приказал накрыть стол и пригласил юношу разделить с ним трапезу; также он осведомился об имени своего будущего ученика. Ученик назвался Гетмундом; с большим вниманием следил он за речью старого колдуна, с почтительностью обращался к нему, но не забывал и о собственном достоинстве. Эваррису понравился присланный Келесайном ученик, но он не мог не спросить, почему же сам Келесайн не пожелал учить его.
Гетмунд с грустью вздохнул.
— Увы, — сказал он, — Лорд Келесайн — в высшей степени достойный человек, но прежде всего он — жрец Света, хотя формально, став одним из Обладающих Силой, вряд ли теперь может считаться таковым. Но по духу он жрец и нетерпим ко всему, что не укладывается в веру, в которой он воспитывался с детства. Я же не признаю никакой религии, даже самой светлой и чистой, потому что быть чьим-либо рабом, даже рабом Бога — позор для всякого, рожденного свободным. С Келесайном нам трудно было найти общий язык, и во избежание непонимания он послал меня к вам, к человеку, к которому он относится с безусловным уважением; кроме того, меня чрезвычайно интересует искусство, позволяющее рассчитывать движение небесных тел и иномировых сфер, а Лорд Келесайн, Повелитель Молний, не очень силен в этом искусстве.
— Что ж, — промолвил Эваррис. — Я буду рад обучить тебя всему, что знаю, хотя должен сообщить тебе, что это потребует немалого времени и терпения — ты можешь состариться, прежде чем изучишь эту науку.
— Как и каждый смертный человек, — ответил юноша, — я состарюсь не раньше и не позже отмеренного срока. Не в моих силах увеличить или уменьшить число дней, остающихся до смерти, и от того почему бы не посвятить их чему-то большему, чем шумные развлечения и однообразные удовольствия? Вдобавок, если учиться этой науке велит мне не только ум, но и сердце? Вдобавок, если учителем моим станет человек, о котором даже Обладающие Силой отзываются как о мудреце и к словам которого часто прислушиваются?
Этот ответ пришелся по душе Эваррису. Он поднял кубок за здоровье Гетмунда. Юноша, казалось, смутился, хотя и постарался не показать этого. Затем Гетмунд так обратился к старому волшебнику и звездочету: