Вскоре они выбрались из леса. Мъяонель, считая своим долгом показать Сантрис людские поселения, отвел ее в один из красивейших городов, из тех, что были ему известны — в Инор Таклед, дворцы и стены которого возвели еще исполины-фольсхантены. Сантрис поражалась открывающемуся великолепию, а Мъяонель улыбался, наблюдая ее изумление. Ведь он, бывший одного рода с небожителями, помнил еще те времена, когда на месте Инор Такледа громоздились голые прибрежные скалы.
Некоторое время они жили в Инор Такледе — до тех пор, пока до них не дошли слухи, что один из Обладающих Силой приближается к этим местам, собираясь поработить сей город и подчинить его законам своей магии. Услышав об этом, Мъяонель стал поспешно собираться в дорогу, чтобы покинуть город до его прихода, а Сантрис спросила о причине его спешки.
— Но разве, — промолвила Сантрис, когда он объяснил ей причину, — ты не можешь воспользоваться собственной магией, чтобы противостоять ему? Ведь твой плащ делает тебя неуязвимым — чего же ты боишься?
— Мой плащ заколдован от действия всех известных мне стихий, — ответил Мъяонель. — Однако Обладающие Силой несут в себе стихии, которых не существовало прежде. Моя магия бессильна против них, а их магия поразит меня без труда.
Однако Сантрис не придала никакого значения его словам.
— Что ж, — сказала она, невесело усмехнувшись, — мне жаль, что я полюбила труса.
И тогда лицо Мъяонеля стало чернее ночи, и, забыв о сборах, он удалился, ибо ни один мужчина, даже бывший когда-то небожителем, не может остаться равнодушным к подобным словам.
Он подробно расспросил местных жителей о том, какой Силой обладает тот, кто приближается к городу. И он узнал, что пришельца называют Повелителем Дорог, и власть его велика, поскольку любой путь он может замкнуть в кольцо, любое оружие может обернуть против нападающего, и в любую часть мира — на дно океана, на поле битвы или в сердце огненной пустыни — он может отправить того, кто осмелится встать на его пути. Так же он может ходить по пламени, не обжигаясь, по воде и по воздуху, как по земле. Более того, он может подарить или отнять удачу, изменить ход событий, определить время тех или иных событий, отдалить или приблизить день смерти — ибо, до определенной степени, властен он и над дорогами судеб смертных людей. В Инор Такледе его прихода ждали с ужасом. Поговаривали, что в городах и селах, где он останавливался прежде, перемещаться обычным способом становилось невозможно. Дороги переставали быть прямыми и ровными — они только казались таковыми, а на деле же, сделав лишь шаг вперед, можно было оказаться на сто шагов позади. Или в небе. Или под землей. Или внутри горящего камина. Или в собачьей конуре. Или в чужом доме. Или на пороге собственного дома.
Некоторые из обитателей тех городов сошли с ума, некоторые умерли от голода, а немногим удалось вырваться — они-то и рассказали жителям Инор Такледа о том, что их ждет, когда Повелитель Дорог доберется до них. Бежать бесполезно, говорили они. Всякого, кого пожелает, Повелитель Дорог без труда возвратит к порогу его собственного дома.
Узнав таким образом о своем враге все, что было можно, Мъяонель выяснил так же, каким богам молятся нынче в Инор Такледе. Ответ его вполне удовлетворил. Не мешкая больше не минуты, он принял обличье седого старца и вышел за городские ворота. Поскольку, встав на широкий тракт, ведущий из города, он громко объявил о том, что стремится к встрече с Повелителем Дорог, нет ничего удивительного в том, что через некоторое время дорога превратилась в тропу, а тропа привела Мъяонеля к морскому побережью, где на камне сидел юноша, глаза которого походили на клубок извивающихся змей. Юноша с насмешкой смотрел на приближавшегося к нему волшебника.
— Что тебе от меня нужно, бессмертный? — Спросил он, когда Мъяонель подошел достаточно близко. — Говори побыстрее. Я тороплюсь — большой город ждет меня. Ведь не исключено, что если мне понравятся дворцы фольсхантенов, я сделаю Инор Таклед столицей своего царства.
— Не сомневаюсь в этом, о могущественный, — сказал Мъяонель, почтительно поклонившись. — Меня, неумелого старого чародея, привело к тебе желание узнать ответы на два вопроса, которые мучают меня с тех пор, как я услышал о твоей удивительной силе. Позволишь ли ты задать их?
— Ладно, говори, — пренебрежительно бросил юноша, которому польстило преклонение старого мага.
— Вот первый из них: ходят слухи, что не только обычными путями владеешь ты, но и дорогами судеб смертных. Так ли это? И если так, то не простирается ли твоя власть и на бессмертных? И если так, то не равняется или даже не превосходит ли твоя сила могущество богов, ибо никто из них, насколько мне известно, не обладает подобной властью и не властвует над судьбой?
И, задав этот вопрос, Мъяонель увидел, что юноша поморщился, будто услышав нечто для себя неприятное.
— Нет, — сказал юноша. — Пока нет. Впрочем, сила моя день ото дня растет, и не далек тот час, когда и судьбы богов станут подвластны мне.
Мъяонель тихо порадовался такому ответу, поскольку, обладай юноша властью над судьбами бессмертных уже сейчас — то есть властью и над своей судьбой и над судьбой Мъяонеля — вся затея, которую он задумал, становилась бессмысленной.
— О могущественный, — вновь обратился к юноше Мъяонель. — Великая честь для меня беседовать с тем, кто со временем займет престол Судьи Богов. Может быть, смешным тебе покажется мой следующий вопрос — что ж, смейся, только не сочти оскорблением глупые слова старика! Дозволяешь ли ты мне говорить?