Хаввир выбрался из коридора через другой ход, подготовленный заранее. Когда увидели его монахи, возликовали и возрадовались, и с радостным кличем устремились к своему настоятелю.
Перед тем, как отправиться в обратный путь, решили монахи обыскать башню. Если находили они человеческие остатки, то выносили во двор и сжигали их (так было принято в Цалатхэне), из имущества же хэи Гоира не брали ничего. Настоятель Хаввир и Леин, самый молодой из монахов, поднялись в верхнюю часть башни, ибо хотелось взглянуть им на гнездо этой удивительной птицы. Поднимаясь по лестнице, услышали они детский плач и ускорили шаги. В большой комнате на вершине башни, где раньше была спальня вельможи, нашли они мальчика нескольких месяцев отроду. И хотя был грязен ребенок, не было на нем ни ран, ни болячек.
В сильном изумлении сказал Леин:
— Откуда здесь этот ребенок? Ведь сколько ни наблюдали мы за Женщиной-Птицей, не видели ни разу, чтобы детей или что-либо еще приносила она в свою башню.
Сказал Хаввир:
— Я думаю, это ее сын. Я видел ее так же близко, как вижу сейчас тебя. Полны были ее груди, а из сосков текло молоко.
Воскликнул Леин:
— Но ведь это человеческое дитя! Нет у него ни крыльев, ни железных когтей, ни чего-либо подобного!
Сказал Хаввир:
— Очевидно, потому, что в нем больше крови отца, чем матери.
Спросил Леин:
— Но кто же отец его?
— Ты мог бы и сам догадаться, — ответил ему настоятель. — Или ты не слышал историю о кончине хэи Гоира? Один из ближних слуг его рассказывал, что, услышав в тот день сильный шум на верху башни, поднялся он и заглянул в проем двери. Увидел слуга, что мертвы воины Гоира и жена его, но сам он совокупляется с этим демоном.
— Вы полагаете, наставник, что это сын хэи Гоира и Женщины-Птицы? Но если так, как же нам поступить с ним?
— Мы возьмем его с собой и воспитаем, как должно, — ответил Хаввир. — Также возьмем с собой сияющую сферу, что лежит близ него, ибо мне кажется, что это весьма необычная сфера, а раз так — нельзя допустить, чтобы она попала в руки воров и бродяг.
Так они и поступили. Весть об уничтожении Женщины-Птицы и о том ребенке принесла монастырю немало благ, а настоятелю — славу: красивую легенду сложили о походе его.
Меж тем, проходило время, и рос мальчик в монастыре Киуна. Был он весьма ловок и прилежен в учении, и радовались монахи, глядя на него. Впрочем, некоторые особенности все же отличали его от человека: никогда не болел он, а кожа его, будучи на ощупь кожей обычного ребенка, могла становиться прочной, как доспехи, если он желал этого.
И вот, прошло тринадцать лет.
И появился в городе, где стоял монастырь, некий странник. Что можно сказать о внешности его? Немногое, ибо ничем не был он примечателен. Широкоплечий, среднего роста, с самым обычным лицом, в одежде не бедной и не богатой. На плечах его был плащ с капюшоном. Странник пришел в обитель Киуна и искал встречи с настоятелем. Сказал Леин (а он встретил странника):
— Наш настоятель — весьма занятой человек. Может быть, я могу помочь вам? Впрочем, если дело действительно важное, я, конечно, сообщу хэи Хаввиру и скажу, когда он сможет принять вас.
Но сказал тот человек:
— Что ж, ответьте, если можете, на мои вопросы. Правда ли, что настоятель ваш руководил походом против некой Женщины-Птицы и уничтожил ее?
Сказал Леин:
— Истинно так. Я сам был там и видел все своими глазами.
Сказал странник:
— Правда ли, что в башне Женщины-Птицы обнаружился мальчик, которого вы посчитали ее сыном?
Сказал Леин:
— И это правда. Несомненно, он ее сын, ибо выказывает, хотя и не так сильно, как его мать, некоторые способности, не свойственные человеку.
Сказал странник:
— Кто же отец его?
Сказал Леин:
— Хэи Гоир, прежний владелец той башни, где жила Женщина-Птица. Но скажите, почтеннейший, кто вы и отчего вас так интересует эта история?
Сказал странник:
— Я задам последний вопрос, а после отвечу на ваши. Итак, скажите, отчего вы оставили в живых сына Женщины-Птицы, если саму ее считали чудовищем?
Сказал Леин, покачав головой:
— Многие задавали нам этот вопрос. Прежде нас грызли сомнения, но теперь мы видим, что правильно поступили, сохранив ребенку жизнь. Ведь хотя мать его — чудовище, порождение злого бога Тороша, все-таки половина крови его — человечья. С нашей помощью сумел он отринуть дурное наследство матери-птицы. Прилежен он в учении и со временем, как мы надеемся, станет добропорядочным жителем нашего города, а, быть может, и братом нашим. Удовлетворил ли я ваше любопытство? Поведайте же мне, кто вы и что вам до этого ребенка?
Ответил странник, отбросив капюшон:
— Ты желал знать, кто я? Можешь называть меня Торошем.
Затем начертил он в воздухе некий знак, который мгновенно наполнился чернотой и, ударив в грудь Леина, убил его. И двинулся назвавшийся Торошем вглубь монастыря, а смерть, вышедшая из начертанного им знака, двигалась вслед за ним и убивала всех, на кого указывал он. И никто из монахов не убежал от него, ибо умирали они быстрее, чем понимали, что происходит с ними. Войдя в покои настоятеля и разлучив его с жизнью, взял странник сияющую сферу, которую тот вот уже тринадцать лет хранил в своей спальне — так, впрочем, и не сумев понять, что же это такое.
После того отыскал чужеземец мальчика, сына Женщины-Птицы.
Мальчик не был труслив и молча, без страха, взглянул в глаза предавшему смерти всех воспитателей его.
Сказал странник:
— Какое имя дали тебе эти люди?